Впервые я увидела Ступку на сцене в 90-м. Учительница украинской литературы чуть ли не силой запихнула десяток оболтусов из предвыпускного класса на «Тевье-Тевель». Мы толкались и хихикали, как обычные невоспитанные дети. Но когда на сцене появился главный герой, когда прозвучал уникальный по тембру (с другим не спутаешь) голос Ступки, нас будто парализовало.
Шла перестройка, наши родители обезумели в поисках мыла и мяса, мы были глубоко бездуховными тварями, с одним лишь маниакальным желанием с ног до головы упаковаться в «варенки». Но Богдан Сильвестрович победил этот сорняк в наших заблудших душах с одного маху, своим почти мистическим талантом. После спектакля произошло маленькое чудо: моя подружка купила книгу Меня, а я прочитала весь доступный массив классиков литературы. Захотелось «чего-то понять в этой жизни». Потом – написать. И в конце концов, пойти работать в журналистику.
Прошло восемь лет. Во время подготовки очередной церемонии «Людини року» работа свела меня с известной актрисой и замечательнейшей женщиной Людмилой Смородиной. Народную артистку Украины Смородину старшее поколение знает по роли красавицы Ингельгерды в фильме «Ярослав Мудрый». А молодое – кинозвезды Любови Орловой в сериале «Утесов», ролям в «Дне рождения Буржуя», «Родичах» и т. д.
Людмила пригласила нас на премьеру «Короля Лира» со Ступкой в главной роли, а потом – в гости в театр. В тот день не было спектаклей, только репетиции. Артисты сидели в каком-то маленьком кафетерии и травили байки о жизни. Ступка зашел в длинном кожаном плаще, с зонтиком на рукаве. И вместе с ним будто зашло языческое красное солнце.
Это был спектакль одного актера. Каждое жест руки, комментарий к шуткам, даже звук, с которым Он пил кофе был настолько неподражаемо ярким, что все внимание автоматически сконцентрировалось на его мимике и движениях. Затем появился Ступка-младший, и между отцом и сыном завязалась шуточная перебранка – еще один неповторимый спектакль.
Богдан Сильвестрович победил этот сорняк в наших заблудших душах с одного маху, своим почти мистическим талантом. После спектакля произошло маленькое чудо: моя подружка купила книгу Меня, а я прочитала весь доступный массив классиков литературы
Потом помню Ступку-министра в кабинете премьера Ющенко. В кожаной жилетке и с трехдневной щетиной. Видно, что он тяготился своей должностью и не любил ее, но нес, как носят неудобную обувь. Правда, недолго. О том периоде он говорил: «У нас очень трудно быть министром. Потому что заведено у нас так: если ты артист – ты хороший, а если стал министром – ты уже плохой. Причем сразу, на следующий день…».
И еще: «Чтобы понять человека, нужно всегда чувствовать себя ниже его. Я научился слушать людей, когда был министром. Ко мне часто являлись ходоки и что-то говорили подолгу, просили. А я сидел, слушал их мольбы, и думал: «Я не выдержу, я не выдержу, я сейчас засну. Что я тут вообще делаю? У меня же есть дела поважнее. У меня репетиции, у меня съемки». А они все: дай то, помоги с этим, все мелочи какие-то. А потом вдруг понял, что не бывает мелочей. И мгновенно научился слушать и разговаривать…».
Возможность вернуться в театр Ступка воспринял не как побег от реальности, но как избавление. Административные обязанности директора украинского драматического им. Франка его не тяготили. Это говорят все актеры.
Как не тяготила слава, успех кинолент двух последних десятилетий, возросшие параллельно успеху и востребованности гонорары. Ступка стоически переносил все атрибуты своей профессии: интервью, фотосъемки, официальные мероприятия. Он не был ни заносчивым, ни грубым, но душу нараспашку не раскрывал, и всегда выдерживал незаметную, но ощутимую дистанцию между собой и чужими людьми. Будто выстраивал стену из невидимого и прочного ультразвука. Иначе бы его просто растащили на эмоциональные сувениры.
Кстати, об эмоциях. Скудных личных впечатлений от Ступки мне хватило, чтобы сделать вывод, возможно, субъективный: он не из тех людей, которые создают вокруг себя трагедию и живут в ней. Он жил в комедии, превращая в смех и сатиру вещи, которые могли бы доставить ему тревогу и неудобства. Не паяц, не комик, скорее, сатир: в жизни, в быту, на сцене. Благодаря этому он смог перешагнуть комплекс стереотипов и зашоренности, которые не дают нашим «мытцям» развиваться.
Только Ступка мог позволить себе смелость сказать: «Я человек без слабостей. Курить бросил, поесть никогда особо не любил, пью умеренно. Одним словом, сала не люблю, горилку не употребляю. Скучно даже» и не вызвать вой националистов. Потому что непонятно: всерьез он это или шутит?
Он жил в комедии, превращая в смех и сатиру вещи, которые могли бы доставить ему тревогу и неудобства. Не паяц, не комик, скорее, сатир: в жизни, в быту, на сцене. Благодаря этому он смог перешагнуть комплекс стереотипов и зашоренности, которые не дают нашим «мытцям» развиваться
Точно так же он поставил в тупик многочисленную вышиваночную общественность, когда сыграл далеко не идеального и не человеколюбивого Богдана Хмельницкого в «Огнем и мечом» Ежи Гофмана и русскоговорящего (по-гоголевски) Тараса Бульбу в российской версии Владимира Бортко.
«Свидомиты» просто не знали, как им реагировать: ругать гениального актера или хвалить. И то, и другое они опасались делать, потому что был шанс нарваться на острый, как копье саркастический юмор Богдана Сильвестровича. Точно в такой же «лаже» пребывали и «пророссийские шизоиды», антагонисты «свидомитов». Ребята повернутые, но в другом направлении, которые каждый раз пытались подчеркнуть, что Ступка – российский актер украинского происхождения.
Специально для них он говорил: «Я человек мнительный. Когда-то хотел переехать в Москву, а потом вдруг прочел книжку про Михаила Романова (известнейший советский театральный актер, переехавший в свое время из Киева в Москву.). Он играл Протасова в «Живом трупе» – гремел на весь Союз, был величайшей знаменитостью. А тут я прочел, что у него в Москве даже не было квартиры. Он много лет жил в гостинице, и там, в гостинице, в конце концов умер. И я подумал: «Ну нет, я туда ни за что не поеду. У них там самому Романову по гостиницам пришлось болтаться…».
Но правда есть правда. В последние годы Ступка стал больше актером российского кино, чем украинского театра. После фильма «Водитель для Веры», где он потрясающе исполнил роль убитого спецслужбами генерал-майора Серова, у него косяком пошли удачные роли в российском кино. И хотя «Водитель для Веры» числится украино-российским творением, кроме Ступки и натурный съемок в Крыму, украинского там почти нет. Снял – Чухрай. Играли Панин, Юдина, Игорь Петренко и Алена Бабенко.
Фильм Чухрая вышел на экраны в 2004-ом, и в том же году были «Свои» (военная драма с Хабенским и Гармашем в главных ролях) и приз «Серебряный Георгий» за лучшую мужскую роль на Московском международном кинофестивале. На следующий год Либа Соломониак, отец Соньки-Золотая ручка в одноименном сериале. Григорий Сковорода в российской телеверсии на 10 серий. Любвеобильный дедушка из комедии «Три полуграции». Степан Ефимович Татарский в сериале «Честный заказ». Полковник Шульгович в «Юнкерах». Князь Ярослав в не самом удачном историческом экшне российского кинематографа «Александр. Невская битва». И целый ряд менее значимых ролей в проходных российских сериалах.
Наверное, если бы Ступка мог, то поиронизировал бы даже над своей смертью. Но как бы там ни было, одно ему удалось – дожить до 70 лет (как говорил его отец). И почти дотянуть до дня смерти матери, в который он хотел уйти от нас к ангелам. Ушел…
Даже после смерти он ставил за собой шлейф недоигранных ролей именно в российском кино: сериалы «Игра», «Однажды в Ростове», «Сестры Королевы» и «Бездна». Все ленты, запущены в производство в прошлом году. Как их доснимут без его участия, даже не знаю.
О чем это говорит? О том, что львовянин Ступка продался москалям? Или о том, что он был слишком мудрым и слишком бережным к своему таланту, чтобы зарывать его в землю из ложно-патриотических соображений? Украинский кинематограф не смог предоставить великому актеру достаточно возможностей, чтобы раскрыться. Он бы, может, и хотел играть на родине, но нечего.
Его единственная громкая роль в отечественном кино, это то, что лучше было бы вообще не вспоминать – пародия на Мазепу в нездоровых эротических фантазиях Юрия Ильенко «Молитва за гетмана Мазепу». Говорят, это «Мазепа в стиле даун-хауз» и нужно быть тонким интеллектуалом, чтобы понять замысел режиссера. Не знаю. Как по мне, скорее, нужно быть очень специфическим человеком, чтобы сдержать рвотный рефлекс при просмотре этого «шедевра». Впрочем, о вкусах не спорят.
Не сомневаюсь, что данный текст вызовет приступ агрессии у националистов. Как же – посягнули на святое, назвали великого украинца космополитом, чуть ли не всеядным сеятелем своего таланта «за межами неньки».
Все это чушь собачья. Без театрального Тевеля не было бы славы Ступки – украинского актера. Без польского «Огнем и мечем» его бы утратили, как многих других артистов «советского поколения», для современного кинематографа. Без генерала Серова не было бы триумфального шествия Богдана Сильвестровича по киноподмосткам России. Он бы не раскрылся в полной мере, мы бы не узнали многих граней его таланта, которые позволяет видеть лишь популярное кино.
И Ступка это понимал. Его последний выход к зрителю состоялся в прошлом году, во время празднования юбилея. Свой 70-й день рождения он отметил грандиозным концертом в академическом драматическом театре имени Ивана Франко при полном аншлаге. И пел не гимн Украины, а «Let my people go» Луи Армстронга. А потом с детской непосредственность запустил в небо шары. Но… Они не улетели, зацепились за деревья и упали. Якобы примета не к добру. Вскоре стало понятно, что рак кости не остановить…
Говорят, Ступка умирал мучительно и долго. Несмотря на то, что в Германии ему сделали дорогостоящую сложную операцию, вызвавшую на интернет-форумах ропот родственников раковых больных. Дескать, 550 тыс. грн. Одному. Да за эти деньги можно год лечить десяток детей! Можно. И детей жалко. Но Он заслужил этих денег. Хотя они не помогли.
P.S. Наверное, если бы Ступка мог, то поиронизировал бы даже над своей смертью. Но как бы там ни было, одно ему удалось – дожить до 70 лет (как говорил его отец). И почти дотянуть до дня смерти матери, в который он хотел уйти от нас к ангелам. Ушел…